Неточные совпадения
Я еще тройной свисток — и мне сразу откликнулись с двух разных
сторон. Послышались торопливые шаги: бежал дворник из соседнего дома, а со
стороны бульвара — городовой, должно быть, из
будки… Я спрятался
в кусты, чтобы удостовериться, увидят ли человека у решетки. Дворник бежал вдоль тротуара и прямо наткнулся на него и засвистал. Подбежал городовой… Оба наклонились к лежавшему. Я хотел выйти к ним, но опять почувствовал боль
в ноге: опять провалился ножик
в дырку!
В главном здании, с колоннадой и красивым фронтоном, помещалась
в центре нижнего этажа гауптвахта, дверь
в которую была среди колонн, а перед ней — плацдарм с загородкой казенной окраски, черными и белыми угольниками. Около полосатой, такой же окраски
будки с подвешенным колоколом стоял часовой и нервно озирался во все
стороны, как бы не пропустить идущего или едущего генерала, которому полагалось «вызванивать караул».
Я не бросился за народом, упирался и шел прочь от
будок, к
стороне скачек, навстречу безумной толпе, хлынувшей за сорвавшимися с мест
в стремлении за кружками.
По обоим
сторонам дороги начинали желтеть молодые нивы; как молодой народ, они волновались от легчайшего дуновения ветра; далее за ними тянулися налево холмы, покрытые кудрявым кустарником, а направо возвышался густой, старый, непроницаемый лес: казалось, мрак черными своими очами выглядывал из-под каждой ветви; казалось, возле каждого дерева стоял рогатый, кривоногий леший… всё молчало кругом; иногда долетал до путника нашего жалобный вой волков, иногда отвратительный крик филина, этого ночного сторожа, этого члена лесной полиции, который засев
в свою
будку, гнилое дупло, окликает прохожих лучше всякого часового…
Будочник прислушивался.
В темноте с разных
сторон, на разные голоса стучали трещотки, лаяли собаки. Темнота кипела звуками… Сомнения будочника исчезали. Огонек
в окне угасал, и
будка становилась явно нейтральным местом по отношению ко всему, что происходило под покровом ночи… Трещотки постепенно тоже стихали… Успокаивались собаки… Ночные промышленники спокойно выходили «на работу»…
Двор,
в который мы вошли, был узок. С левой
стороны бревенчатый сарай цейхгауза примыкал к высокой тюремной стене, с правой тянулся одноэтажный корпус, с рядом небольших решетчатых окон, прямо — глухая стена тюремной швальни, без окон и дверей. Сзади ворота,
в середине
будка, у
будки часовой с ружьем, над двором туманные сумерки.
Луна катится
в зимних облаках,
Как щит варяжский или сыр голландской.
Сравненье дерзко, но люблю я страх
Все дерзости, по вольности дворянской.
Спокойствия рачитель на часах
У
будки пробудился, восклицая:
«Кто едет?» — «Муза!» — «Что за чорт! Какая?»
Ответа нет. Но вот уже пруды…
Белеет мост, по
сторонам сады
Под инеем пушистым спят унылы;
Луна сребрит железные перилы.
Он указал мне на несколько маленьких березок, едва белевших шагах
в пяти от нас, а сам пошел
в другую
сторону и тотчас же бесшумно пропал
в темноте. Я с трудом отыскал свою
будку. Она состояла из двух тонких березок, связанных верхушками и густо закрытых с боков сосновыми ветками. Раздвинув ветки, я влез
в будку на четвереньках, уселся поудобнее, прислонил ружье к стволу и стал оглядываться.
Романсов взглянул
в сторону и
в двух шагах от себя увидел громадную черную собаку из породы степных овчарок и ростом с доброго волка. Она сидела около дворницкой
будки и позвякивала цепью. Романсов поглядел на нее, подумал и изобразил на своем лице удивление. Затем он пожал плечами, покачал головой и грустно улыбнулся.
Второй час ночи. На Рыбной улице повевает только метель, поднявшаяся к полуночи. Ни «Ваньки», ни пешехода.
В будке давно погас огонь. От дома дворянского клуба, стоящего на площади,
в той же
стороне, где и окружной суд, проедут изредка сани, везут кого-нибудь домой после пульки
в винт. Фонари, керосиновые и довольно редкие, мелькают сквозь снежную крупу, густо посыпающую крыши, дорогу, длинные заборы.
Моя
будка качалась из
стороны в сторону, свисток попортился и всё время протяжно и заунывно гудел…